Падение дома Орио: Тайны Невии (17)

[oner]

 Второй этаж старшего корпуса пансиона гудел, как растревоженный улей. Шутка ли - подготовка к первому взрослому балу! Не школьному, в пансионе - они еще на предыдущем курсе надоели - а настоящему, в доме градоначальника Невии. Киранки-модистки избегались, измучились, предлагая, переделывая, пытаясь угодить прихотливым студенткам. Каждая желала блистать на своем первом балу, затмить соперниц изысканностью фасона, украшений и отделки - но все время что-то было не то, не дотягивало, было не идеально - и девушки цедили холодные слова сквозь зубы, или страдальчески закатывали глаза и качали головой, или совсем уж неаристократично покрикивали, визжали и плакали, падали в обмороки и пили успокоительные капли. Киранки тайком глотали такие же капли и тихо говорили друг другу: "Всегда так, каждый год одно и то же, это просто надо перетерпеть..." - и с тяжкими вздохами снова принимались за работу, завистливо провожая взглядами трех своих товарок. Их подопечная никогда не капризничала, никогда не выказывала недовольства и никогда ничего не требовала. 

- На ваше усмотрение, - тихо обронила она в первый же день на вопрос о фасоне и цвете, и больше никогда не вмешивалась в работу. На вопрос "Вам нравится, госпожа?" - всегда отвечала: "Да, благодарю". Терпеливо сносила замеры и примерки, и даже если случалось нечаянно уколоть ее иголкой или булавкой - не возмущалась, не кричала на нерасторопных слуг, а только резко вдыхала и на миг закрывала глаза. 

А еще однажды, подумав, вытащила откуда-то два детских платья - из отличного шелка, безупречно сшитых, - настоящее сокровище! - и отдала киранкам, не требуя платы, даже расписку написала, что отдает по своей воле.

Посовещавшись, киранки решили, что юная госпожа либо малость блаженна, либо совсем не знает жизни, либо у нее какое-то большое горе - в любом случае, лучше ее лишний раз не беспокоить. 

Ольви это вполне устраивало. Ее платье - белое с голубым, наряд снежной принцессы, было готово раньше всех. Она ходила мимо него равнодушно. По правде говоря, все полтора года после смерти дочери она чувствовала себя не совсем живой.

Маленькая Азуриа прожила всего три дня. Ничто не предвещало - роды прошли быстро и легко (со слов акушерок; сама Ольви ни за что не назвала бы ЭТО быстрым и легким), малышка закричала сразу, ей даже дали на нее посмотреть и подержать, что было против правил, а потом унесли и сказали, что всех новорожденных отправляют к кормилицам, что во второй раз она увидит свою дочь только после окончания пансиона, когда будет возвращаться домой. 

А через три дня... ей объяснили, что так бывает, что иногда совершенно здоровый младенец вдруг умирает во сне, тем более такой маленький, что это невозможно ни предотвратить, ни предсказать, что ее уже похоронили...

Когда Ольви вернулась (ее все-таки свозили на свежую могилку на окраине Невии, уступив ее требованиям), остальные трое девушек сразу поняли по ее лицу, что что-то очень сильно не так. Они спрашивали, в чем дело, но Ольви только мотала головой, не желая произносить страшные слова. Сказать вслух - было как отсечь навсегда все эти девять месяцев и три коротких дня счастья, когда у нее был ребенок... За нее это сделала служанка. Девушки сначала притихли, а потом...

Возможно, если бы с ними еще была Линда, она бы нашла нужные слова. Но Линда покинула их маленькую компанию два месяца назад, когда полностью восстановила форму после рождения дочери. 

- Возвращаюсь на свой курс! - весело объявила она, прощаясь. Слуга-киран нес за ней вещи. - Удачи, Синичка, - она обняла Ольви сбоку: живот мешал, погладила и его: - Удачи, Лисенок. 

Так что Линды не было, а кто-то из оставшихся - Ольви так никогда и не вспомнила, кто - то ли Виола, то ли новенькая - точно не Адриэль, та с ними никогда не говорила - брякнул что-то вроде "повезло, избавилась от ублюдка". Ольви медленно подняла голову - в ушах шумело, глаза застлала серая пелена - молча бросилась на голос и вцепилась в горло.

Ее пальцы не смогли разжать ни остальные девушки, ни служанка, - смогли только два кирана-охранника, которых служанка в отчаянии позвала. Один из охранников тут же унес пострадавшую к врачам, а второй снова запер Ольви в изоляторе.

Она вышла оттуда через несколько месяцев пилюль и настоек. Ее вернули к занятиям - это был уже предпоследний, девятый, курс, новый корпус, совместное обучение. Ее больше никогда не запирали, не охраняли и не следили - да в этом уже и не было никакой необходимости. 

Когда-то, в прошлой жизни, когда она умела дышать и смеяться, она удивлялась, как Белка не хочет продолжать ночные вылазки. А теперь... она не хотела и сама. Она исправно исполняла все, что от нее требовали, училась, вела светские беседы, изображала интерес там, где было нужно. Как будто у нее больше не было ни своих желаний, ни своей воли. Как механическая кукла, которая действует, пока не закончится ее завод.